Следующие сто лет одиночества

 

Старого учителя истории в этом городе знали все. Звали его просто — дед Сава. Никто толком не помнил, когда он приехал или родился здесь, но ходили слухи, что жил он на краю лесного массива ещё тогда, когда на месте города была лишь маленькая станция. Потом появился посёлок, потом — город, а дед всё сидел в своём покосившемся доме, окружённом кустами шиповника и старыми соснами.

Одни говорили, что ему давно за сто, другие — что он уже выжил из ума, мол, годы своё берут. Но были и те, кто шептал о невероятном: что деду больше ста пятидесяти лет, что он помнит события, которые мог бы знать только очевидец. Особенно это мнение усилилось после того, как однажды, во время урока истории в местной школе, он так подробно рассказал о событиях начала XX века, что у старых учителей мурашки по коже пошли. Слишком много деталей, слишком живые описания — словно не из книг, а из памяти.

А потом в город пришла беда. Враги — чужие люди в грязной военной форме — вошли в город так внезапно, что никто не успел опомниться. Магазины опустели, вода перестала течь из кранов, отопление отключили, и зима показала свои зубы. Тогда дед Сава оказался тем, кто знал всё. Он знал, где найти съестное, когда все думали, что продуктов нет. Он вывел соседей к скрытому роднику в лесу, о котором никто не слышал. А когда в одном из кварталов начались беспорядки и убегающие враги стреляли по всем подряд, дед ушёл в свой сарай и вернулся с ржавым на вид, но ещё работоспособным оружием.

— Я этого "Мосина" ещё мальчишкой в сорок первом прятал, — бросил он тогда, словно речь шла о потерянной ложке.

С ним никто не спорил. Люди поняли: за внешней чудаковатостью скрывается опыт, который спасает жизни. Однажды вечером, сидя у костра, кто-то всё же решился спросить:

— Дед Сава, ты правда помнишь три войны?

Он вздохнул, закутался в старое пальто и задумался.

— Хочешь верь, хочешь — нет, — наконец сказал он. — А есть вещи, которые лучше помнить, чтобы больше не повторились... Но некоторые упрямо возвращаются.

После той зимы, когда город выжил во многом благодаря старому учителю истории, о нём заговорили иначе. Уже не как о странном старике, а как о человеке, который знает, что такое время, война и цена жизни. И пусть никто так и не узнал его настоящего возраста — в городе больше никто не сомневался: дед Сава — часть этой земли, словно старая сосна на краю леса, что видела и пожар, и снегопад, и рассветы над новым, изменившимся миром.