Антропостатик за пределами родины
В старой курилке кафедры, окутанной запахом сигарет и выцветшей краской на стенах, профессор Валентин Алексеевич Коваленко, известный в своих кругах как “антропостатик”, как всегда оказался центром обсуждения. Его блестящий ум привлекал аспирантов, но часто раздражал коллег, особенно тех, кто считал математику слишком "сухим" инструментом для анализа человеческой природы.
— Вы только задумайтесь, — начал Коваленко, ловко стряхивая пепел с сигареты, — если сложить всех людей на Земле в один куб, получится всего 0,6 кубических километра. Представьте! Все человечество за всю историю — это просто жалкий комок в масштабах планеты.
Аспирантка Ирина, сидя напротив, усмехнулась:
— Вы снова издеваетесь, Валентин Алексеевич. Это же невозможно вообразить! Столько людей, и всего-то кубик.
— А теперь сравните с другим парадоксом, — продолжил профессор, игнорируя её скепсис. — Чтобы вы появились на свет, нужно было два родителя, четыре бабушки и дедушки, восемь прадедов… Ну, дальше вы знаете. За сорок поколений — это 1,099 триллиона человек! Почти в сто раз больше, чем вообще жило за всю историю.
— Но ведь это теоретически, — вмешался аспирант Олег. — Там же пересекаются линии родства…
— Конечно, пересекаются, — Коваленко кивнул. — Но даже с учётом этого факта, представьте, сколько вещества через нас проходит. 70 килограммов тела умножить на это количество людей… Сколько там получится за тысячу лет?
Ирина быстро начала считать на телефоне.
— Если грубо: 2,199 триллиона человек по 70 килограммов — это 153,93 триллиона тонн! А это уже примерно 150 тысяч кубических километров
— А теперь представьте, какой это оборот вещества в биосфере, — продолжил Коваленко. — Мы считаем себя венцом природы, но, возможно, мы — просто механизм переработки углерода, кислорода и воды? Хотя, мне кажется - по сравнению с остальной органикой Земли даже такое невероятное число это мелочь для Вселенной.
В это время на кульминации спора в стиле радикального сомнения Дюркгейма, что, казалось, было любимое состояние для научной среды обитания таких архаичных преподавателей отживающей эпохи, как Коваленко, в курилку вошёл декан факультета, Игорь Степанович, с явным недовольством. Игорь Степанович был преподавателем новой формации - в этой среде наукой было лишь то, что поддавалось объективизации или осмыслению в рамках существующих курсов преподавания и линии очередной партии власти.
— Валентин Алексеевич, вас снова жалуются студенты. Вы ставите им вопросы, на которые в лекциях нет ответов. Они не понимают, как это связано с философией, языком и статистикой.
Коваленко только усмехнулся:
— Знание — это не ответы, а умение задавать правильные вопросы, Игорь Степанович. Если они не понимают, значит, они ещё не доросли до сути.
— Вам легко говорить, — вспылил декан. — Вы ведь даже не в курсе, что сегодня подписан приказ — кафедру сокращают.
Коваленко замолчал. Слова декана осели в комнате, как густой дым.
Прошло несколько лет. Война разрушила город, университет закрылся, а Коваленко оказался за границей. Там он жил в маленькой комнате при библиотеке, где хранились старинные книги. Его официальная работа заключалась в реставрации страниц, но настоящая жизнь кипела ночью.
На своей лежанке он раскладывал старые листы, записывал формулы, моделировал на старом компьютере. “Антропостатика” — так он называл своё новое направление. Он хотел доказать, что человечество — не просто социальная система, а физический процесс, подобный циклам углерода или воды в природе.
Но он оставался одинок. Его теория никого не интересовала, а коллеги, с которыми он пытался связаться, часто отказывались продолжать разговоры. Всё изменилось, когда он случайно выложил лекцию на YouTube.
— Представьте себе: человеческое тело — это временный узел, через который проходит цикл вещества. За тысячу лет одно вещество может побывать в десятках тысяч людей. Мы — живые линии переработки. Что, если именно в этом наше истинное предназначение?
Лекция собрала миллионы просмотров. Люди спорили, восхищались, задавали вопросы. Впервые за много лет Коваленко почувствовал, что он нужен. Его идеи начали находить отклик, и кто-то даже предлагал создать институт антропостатики.
Однажды, сидя за чашкой дешёвого кофе, он поймал себя на мысли: “Если мои идеи выживут, значит, и я не исчезну. Человечество — это не просто тела, это идеи, которые продолжают жить через нас…”
Единственное, чего он никогда не мог понять - это тоска, которую человек хранит глубоко в душе всю свою жизнь по несправедливым поступкам и любви к тем людям, тепело о которых человек хранит всю свою жизнь. Куда оно девается после смерти? Напиши что-нибудь…
Часть вторая
Город встречал его привычной пустотой. С каждым днем она становилась глубже, будто улицы, дома и деревья впитывали в себя не только осеннюю влагу, но и следы прошлой жизни. Ветер гулял по выбитым окнам, разносил клочья афиш, некогда звавших на концерты, теперь размытых дождями и покрытых пылью.
Каждое утро он выходил из дома и шел к одной и той же точке – месту, где когда-то стоял памятник. Раньше это был мемориал, место встреч и торжеств, но теперь – лишь груда камней, поросшая бурьяном. Он знал эту дорогу наизусть: потрескавшийся асфальт, ржавый остов фонарного столба, полурассыпавшийся киоск с облупленной вывеской "Газеты". Всё это словно застывало в вечном ожидании возвращения цивилизации.
Он шагал медленно, вглядываясь в следы ушедшей эпохи. Вот кафе, где когда-то спорили студенты, теперь его двери распахнуты настежь, а ветер гоняет по полу пустые пластиковые стаканчики. Вот остановка, где никто уже давно не ждет автобуса. Он вспоминал, как когда-то здесь звучали голоса, как люди спешили на работу, а в витринах отражались их лица, озабоченные будничными проблемами. Тогда им казалось, что цивилизация нерушима, что она накоплена веками и устоит перед любым ветром перемен.
Но теперь он знал: всё это – иллюзия. Цивилизация строится долго, но рушится за мгновение. Стоит исчезнуть излишкам – и человек оказывается лицом к лицу с пустотой. Нет электричества – и улицы погружаются в тьму. Нет воды – и краны становятся бесполезным металлом. Нет магазинов – и люди снова учатся добывать еду, словно вернулись в доисторические времена.
Он дошел до пустой площади и остановился. В небе летел беспилотник, его гул напоминал жужжание насекомого. Возможно, за ним кто-то наблюдал издалека – тот, кто еще верил в порядок, в контроль. Он усмехнулся. Пока города становятся призраками, политики ведут переговоры, ученые обсуждают технологии, а люди, оставшиеся среди руин, просто выживают.
"Государства не становятся жестокими, – подумал он, – они просто теряют волю. Они инфантильны, как дети, которые ждут, что кто-то исправит их ошибки. Но никто не исправит. И никто не вернет то, что потеряно."
Он развернулся и пошел обратно. Завтра он снова придет сюда. Потому что идти больше некуда.
Песня ветра человеческого рода.
🧠🎶 第一段 Dì yī duàn (Куплет 1)
「哔哔-哈哈-嘘嘘-嘿-额额-滋滋-嗯嗯-咕咕-哎呀！」
— 我们都是亲戚，只是太久没联系。
「噗哈-哇哦-欸欸-啧啧-嘿嘿嘿！」
— 数学不是折磨，是家族的镜子。
🤯🎶 第二段 Dì èr duàn (Куплет 2)
「哔哔-哈哈-嘘-嗯嗯-啊啊-滋滋-欸-咕-嘎-嘿！」
— 每个人都有十亿个表亲，只是你不知道。
「滋滋-哈-哈-哈-咚-嘘-欸-咕-嘎-嘿！」
— 四十代祖先，就藏着整个地球。
🔮🎶 第三段 Dì sān duàn (Куплет 3)
「啾啾-呼噜-啊啊-滋滋-咕咕-嘿-欸-嗯-吧！」
— 一个祖先，可生出千万后代。
「呼-咚-啪-欸-嘘嘘-嘘-嘿-咕-哎呀！」
— 没有陌生人，只有遗忘的兄弟姐妹。
🧬🎶 第四段 Dì sì duàn (Куплет 4)
「呗呗-哈哈-嘘-咳咳-呜呜-滋滋-嘿！」
— DNA 是诗，在时间里写着我们。
「咻-哈哈-嗯嗯-滋滋-轰-欸欸-咕-嘎-嘿！」
— 老师唠叨，只是忘了他也是家人。
🎓🎶 第五段 Dì wǔ duàn (Куплет 5)
「滋滋-嗯-啪-哈哈-嘘嘘-欸-咕-嘿嘿！」
— 学校不是功课，是吵闹中的部落。
「咚-嘘-嘿-滋-啊啊-嗯嗯-嘿嘿-嘿！」
— 每一个「嘘」，都是我们同血的证明。
Комментариев нет:
Отправить комментарий